Христос – победитель смерти

Проблема неизбежности смерти, смерти как предельной необходимости человеческой жизни, искони интересовала как философию, так и религию. Можно даже сказать, что, по существу, она была единственной проблемой, разрешение которой формировало религиозное сознание.

Действительно, смерть – это то, что на первый взгляд обессмысливает все вокруг. Зачем жить? Зачем что-то делать? Во что вообще можно верить и на что надеяться? Ведь в что бы я не верил, какие бы ценности не ставил в основу своей жизни, все это, так или иначе, рассыпается на пороге могилы. Умирают люди, целые цивилизации, бывшие когда-то великими, обращаются в прах.

Можно ли, учитывая все это, найти некую точку опоры, отталкиваясь от которой человек мог бы ощутить ценность своей жизни, воспринять себя как нечто значимое, а не как несчастную песчинку, несомую ветром в бесконечном океане отчаяния? На этот вопрос и стремится ответить любая религия.

Древние дохристианские религиозные системы исходили из того, что смерть вписана в мир как его неотъемлемая часть. Посмотрим на одну из таких традиций – античную. Как ее религия, так и философия исходила из фундаментального убеждения, что существует только одно бытие, к которому принадлежит божественное, духовное и материальное начала. Это бытие иерархично. Собственно, свойством подлинности обладает только самый верхний уровень такой иерархии. Древнегреческие мыслители называли его Благом или Единым. Это абсолютно простое бытие, не имеющее начала и конца, не имеющее никаких частей.

Далее, как описывает философия, это Сверхначало преизливается совершенством и порождает низшие духовные и материальные уровни, где в самом низу находится мир единичных вещей, частью которого являемся мы – люди.

Такая сложная, но в тоже время стройная и величественная, картина мира приводила греков к простым практическим выводам. Для них пространство чувственности и телесности, пространство нашего жизненного опыта, материальных вещей есть, по большому счету, зло. Любая конечность и множественность – это умирание и деградация. Здесь, как говорил Гераклит, все течет и все меняется. Здесь невозможно ни подлинное знание, ни достижение чего-то абсолютного, что превышает ограниченность человеческой природы. Материя в конце концов – причина нашей смертности, источник страдания.

Если уж что-то в этом материальном универсуме и может служить образом совершенства, то это движение космических светил. Их неизменный круговой бег есть зримое воплощение вечности. Все уйдет, минуют триллионы лет с бесчисленными мириадами людей, вещей, событий, а Космос будет по-прежнему поддерживать свой порядок и гармонию.

Однако, каким образом такое мировоззрение отвечало на проблему смерти и, связанный с ней, вопрос о смысле жизни? В действительности древнегреческая культура не давала здесь никакого ясного и развернутого ответа. Вернее будет сказать: ее совершенно не интересовала конечность единичного человеческого существа. Смерть – это естественная часть неизменного космического порядка. Все уникальное и множественное должно умереть, чтобы освободить свое место другому уникальному и множественному. И этому не будет конца. Человек может либо бунтовать против такого положения вещей, против столь трагичной роли в мировом целом, либо смириться с такой судьбой и принять смерть как некое избавление от ограниченности, от телесного страдания. Поэтому античная религиозность и философия учила его правильно умирать, «искусству умирания», по выражению Платона.

Надо отметить, что столь величавая, но столь же лишенная человечности модель мира отнюдь не была следствием некой испорченности греков, их жестокосердия. Напротив, их гений, глубже других проник в самый нерв человеческой трагедии. Он ясно показал, что никакая философия, никакая религия не способны сохранить уникальности человека в вечности. Не способны проникнуть за ту завесу, где он потерял себя в смертной немоте, беспомощности и одиночестве. Иными словами, античная культура ясно показала, что человек не способен спасти себя сам.

Что же нового привносит христианство в эту проблему? Можно сразу ответить, что в решении вопроса человеческой конечности оно совершает подлинную революцию, каковую не смогла осуществить ни одна религия ни до ни после.

Прежде всего, следует обратить внимание на библейское учение о творении. Мир является следствием божественной воли. Бог свободно творит отличное от Него бытие. В основе мира лежит не некий абстрактный принцип, но воля Живой Личности Творца. Вселенная есть результат творческого акта.

Здесь мы не находим того отвращения к миру множественности и материи, которое было присуще грекам. Напротив, многообразное цветение бытия отображает славу Бога. Каждая травинка, мельчайшее из творений Божиих проявляют совершенство Создавшего. По выражению прп. Максима Исповедника, «единство твари не поглощает множество, а множество не раскалывает единства». Бог творит дивную симфонию мира, где даже едва слышимая нота важна для гармонии целого и обладает своей собственной неповторимой ценностью.

Все сотворенное обнимается любовью Того, кто бесконечно далек и в тоже время бесконечно близок. Он превосходит мироздание, но при этом сообщает созданному способность развития, самостоятельного становления, свободы.

Самым совершенным из творений является человек – образ и подобие Божие. Он соединяет в себе два начала – природное и божественное. Человек – это икона Бога. Его призвание - участвовать в Божием покое – Субботе, в которой Бог почил от Своих дел. Речь идет о космической Литургии, где человек выступает священником всей твари. Через него материя открывается Создателю, становясь зеркалом Его Славы и Любви.

Библия с самого начала смещает акцент с отношения Бог - Космос на отношение Бог – человек. Последнее в конце концов должно решить судьбу мироздания. Именно поэтому грехопадение Адама имеет столь катастрофические последствия: «Потому как одним человеком грех вошел в мир и грехом – смерть, так и смерть перешла во всех людей, потому что в нем все согрешили» (Рим 5:12).

Смерть, таким образом, для христианства не является чем-то естественным и нормальным. Она изобличается как зло и враг, как оскорбление благости Творца. Смерть – это зияющее «пространство» разлома, где человек максимально одинок и удалён от Бога («Ибо нет среди мёртвых того, кто помнит Тебя, во аде же кто прославит Тебя» (Пс. 6:5)), где каждый лежит в своей могиле, как в своей вечной темнице, до которой не дотягивается никакой свет.

Будучи привнесенной в творение трагическим выбором, выбором в сторону отчуждения от Бога, смерть должна быть побеждена. Однако, разбитый вдребезги своей конечностью, придавленный ее сознанием, человек не способен на эту победу. Она может быть осуществлена только Самим Источником Жизни, «вторым Адамом с небес».

Второе Лицо Троицы – Логос – подлинно становится человеком, не переставая быть Богом. Он воспринимает на Себя совокупность нашей природы, со всеми последствиями греха, для того, чтобы восстановить и исцелить ее «изнутри».

В богословии есть разные представления о том, что представляет собой спасение. Западная традиция с самого начала отталкивалась от понятия «искупления». Так как Адам совершил грех именно перед Богом, то он не может самостоятельно искупить свою вину в Его глазах, потому что конечный не способен понести исчерпывающую ответственность перед Бесконечным. Поэтому, Сын Божий, становясь человеком, но при этом будучи Богом, дает такой ответ от лица нас всех, восстанавливая попранную справедливость.

Православие же пошло по другому пути. Трагедия падшего человека состоит в его одиночестве. Смерть – неизбежное продолжение этого одиночества. Будучи оторванным от Неба, человек абсолютно одинок. И никакие земные связи, слава, реализация не способны этого компенсировать, т. к. источник жизни и полноты заключен только в Боге. Поэтому Воплощение становится разрушением той пропасти, которая отделяла человека от Творца. Здесь Бог как бы говорит: «Ты не один. Я пошел за тобой до конца, до самой глубины твоего отчаяния, потому что возлюбил тебя от века. Отныне ты – мой. И я дарую тебе Свою Жизнь и Свое Царство».

В спасении Богочеловек проживает человеческую природу изнутри, вбирая в себя всю нашу боль, оставленность, порожденные грехом, Он растворяет и уничтожает их в Себе. Теперь Бог – не далекий Абсолют, замкнутый в созерцании собственного совершенства, которому нет дела до мятущегося тварного муравейника, но Отец и Друг, навсегда соединивший с Собою людей.

Насколько мы сами соответствуем тому опыту победы над смертью, который искони несло в себе христианство? Этот опыт не дан нам «равномерно». Христианин тоже может испытывать страх и отчаяние, ибо умирание все равно сохраняет свое трагичность. Более того, в христианстве эта трагичность наиболее заострена. Зная сколь совершенным сотворил Бог мир, сколь много Он его любит, мы не можем не испытывать боли при виде гибели творений, когда дивная красота, отображающая Славу Божию, обращается в прах.

Видя вокруг жуткую пляску смерти, пожирающую людей, мы вряд ли можем сказать: «В этом нет ничего страшного, потому что Христос воскрес». Ибо Христос воскрес именно вследствие того, что смерть страшна и отвратительна. Она недостойна того, чтобы смириться с ней.

Но если две тысячи лет назад ранним утром плачущие женщины нашли лишь пелены в пустом гробе, то у всех нас есть надежда. Надежда на жизнь в Царстве божественной любви, в котором больше не будет гробов. В Царстве Христа – победителя смерти.