Существует ли зло?

Существует ли зло?

Внутри себя или вовне каждый человек имеет опыт соприкосновения со злом. Вся его жизнь проходит на фоне того осознания, что зло существует и что от участия в нем, прямом или косвенном, он не может быть вполне свободен. Но человек может искать эту свободу в противоположном злу добре, которое, ни смотря ни на что, также существует в пространстве истории и жизни. Однако, оно не даётся нам «равномерно» и естественно наподобие того, как нам дан воздух. Пребывание в добре подразумевает свободный личный выбор, который возможен благодаря природе человека, сотворенного по образу Божию.

Однако вопрос о причине присутствия зла в мире остается стоять перед человеческой культурой. Почему есть смерть? Почему умирают невинные? Почему наша жизнь непредставима без страдания, болезней, ощущения конечности? Можно ли вообще признавать что-либо ценным в этом мире, во всей вселенной, если пролита одна единственная «слезинка» ребенка?

Подобные вопросы из века в век жгут совесть, не давая человеку возможности благодушествовать в горделивом сознании собственного превосходства над всем сущим, в самовосхвалении разума, технологий, прогресса. Искусство и культура в этом смысле всегда были прекрасным противоядием против подобного разрушительного безразличия к боли и страданию.

Своего предельного накала проблема зла достигает внутри христианского мировидения. Ведь мы верим в то, что Бог есть любовь, что он задумал мир совершенным. Как может Он, будучи Благим, взирать на весь ужас истории и не преодолеть его на корню? А, если Бог свободно терпит зло, то это означает, что Он не благ. Если же Он не способен на победу добра над злом, то христиане сильно преувеличивают Его всемогущество. Примерно так можно кратко сформулировать эту проблему, которая на богословском и философском языке называется теодицеей (богооправданием).

Прежде чем изучить все основные вопросы и ответы, составляющие ядро теодицеи, хотелось бы отметить, что проблема эта действительно серьезна и глубока. Она затрагивает глубинные струны бытия человека, его совести. Поэтому христиане не могут отмахнуться от нее как от чего-то незначительного, появившегося в результате отсутствия благочестия у тех, кто такие вопросы задает.

Сделав эти предварительные замечания, можно обратиться к тому, как проблема зла решалась в богословии.

О понятии зла

Для начала необходимо рассмотреть то, что мы обычно вкладываем в само слово «зло». Взглянуть на него с общефилософских и логических оснований. И прежде всего обратить внимание на различие между злом, как категорией нравственной, и злом, как объективной «естественной» данностью.

В самом деле, землетрясения или иные природные бедствия, уносящие бесчисленные жизни, мы полагаем злом. Но этим же словом мы именуем дурные поступки, проистекающие из человеческой свободы и произвола.

Силы природы, порожденные природными же законами, несут в себе угрозу. Порой угроза эта ставит нас на грань выживания. Такое зло является, по существу, злом-для-нас. Потому что явления природы, исследуемые в логике самой природы, вне отсылки к человеку могут оказаться благом, дающим возможность существования миропорядку в целом.

Однако если мы исходим из того, что оппозиция добро-зло - оппозиция нравственная, то крайне сложно оценивать явления природы именно с этой нравственной стороны, ибо нравственное измерение бытия появляется только там, где существует свобода. Человек именно как свободное существо, далеко не всегда предопределён к тому, чтобы выстраивать свое поведение тем или иным способом. А значит, его причастность добру или злу становится категорией нравственной, его выбором, его способом выстраивания своей жизни.

Итак, перед нами как-бы два вида зла. В первом случае, оно вписано в существование природного мира и является, по существу, злом-для-нас. Во-втором, оно проистекает из человеческой свободы.

Мир природы: совершенство или чудовище?

Сегодня мы воспринимаем природу как протекание физических процессов. У этих процессов нет никакой иной цели кроме собственного существования. Иными словами, целью природы является сама природа. Она «нейтральна» с духовной и нравственной точки зрения.

Не таков был взгляд на мир человека древности. Греческий философ Фалес Милетский говорил: «Все полно богов». Материальный универсум имеет своей другой стороной универсум духовный. Природа, не имеющая ни начала ни конца, есть игра богов и духов – благосклонных и жестоких, помогающих и коварных, дружелюбных и эгоистичных. Небо, земля, моря – все вокруг – для древнего представляют собой тайну, влекущую и ужасающую одновременно.

Такую «одухотворенную» природу нельзя оценить с нравственной стороны, т. к. мир материи и мир богов существуют на основании одних и тех же принципов. Если посмотреть на олимпийских божеств, то мы не увидим в них этические эталоны. Их поведение ничем не отличается от человеческого: они также предают, завидуют, любят, ненавидят. Зло также вписано в порядок вещей, как и добро. Борьба с ним, например, для древнего грека, – задача, скорее, социальная, нежели духовно-нравственная, т. к. некоторые проявления зла могут угрожать как обществу, так и конкретному человеку.

Христианство освобождает человека от власти сил, которые управляли им, вселяли страх. От тех сил, которые определяли его судьбу. Священное Писание говорит о Боге как о Едином Творце всего сущего. Он – подлинный Владыка мироздания. Ему подчинено все творение: физическое и духовное. Теперь, встречаясь с миром, христианин видит в нем не слепую игру богов, не безличный, замкнутый в себе континуум причинно-следственных связей, но бытие, поддерживаемое и направляемое Создателем к благу, икону божественной любви.

Однако, к благу ли направлено творение? Подобная аналогия имеет естественное ограничение. Когда мы смотрим на залитые солнцем луга, на синеву рек, слушаем пение птиц, мы можем разглядеть в этой красоте лик Бога, здесь Он открывается без труда. Но если взглянуть на природу с другой стороны, то быстро обнаружим, что вся эта гармония сопровождается, а, в действительности, поддерживается смертью. Всякая жизнь питается другой жизнью, любое существо во времени и пространстве должно освободить место иному существу.

И в рамках земного существования подобное положение дел становится страшной, отталкивающей нормой, без которой продолжение этого существования невозможно. Приведем пример: сколько бед в истории человечества принесла вулканическая активность. Извержение Везувия стало символом природной катастрофы, унесшей тысячи и тысячи жизней, похоронившей под слоем пепла некогда прекрасный процветающий город. Однако, наука говорит о том, что вулканы необходимы. Их извержения формируют земную мантию, благодаря чему наша планета может формировать атмосферу, и, следовательно, поддерживать на себе жизнь.

Древний грек не увидел бы в этом проблемы. Ибо подлинной непреходящей ценностью для него обладало только бытие всего универсума: не целое существует ради тебя, а ты существуешь ради целого. Поэтому, если ради него ты должен умереть, значит, твоя смерть необходима и нормальна.

Можно цепенеть при мысли о ней, можно бунтовать против такого естественного порядка, можно, напротив, относится к смерти стоически и мужественно. В конце концов ничего из этого не имеет значения. Смерть –неотменяемая часть вечного бытия. Современное атеистическое сознание идет по этому же пути.

У христианина нет, однако, подобной, возможности, ибо «Бог есть любовь и пребывающий в любви пребывает в Боге и Бог в нем». Это фундамент Евангелия, фундамент нашего видения Бога, мира и самих себя. Поэтому, как отмечалось выше, в христианстве проблема теодицеи встает с особой экзистенциальной остротой: как может совмещаться любовь Божия и смерть? ( О вопросе смерти читайте другую статью на нашем сайте ).

Для начала сделаем важную оговорку. Мы можем говорить о зле, подходя к последнему, двумя, пусть отчасти связанными, но все же различными путями. Первый путь, состоит в том, что зло вписано, как мы уже говорили, в порядок природы. В подобной логике оно и не является злом. Это совершенно естественный феномен, у которого есть физические причины и физические же следствия. Второй путь, можно назвать духовным. И специфика его состоит в том, что когда мы пытаемся дать злу некое рациональное логическое объяснение, мы неизбежно «нормализуем» его. Зло, с христианской точки зрения, не может быть нормой, оно – оскорбление Бога, не создававшего зла и смерти. В этом смысле оно алогично, безобразно, бессмысленно. Отсюда, вытекает тот факт, что проблема теодицеи никогда не может быть разрешена до конца одними только философскими средствами.

Чтобы понять суть христианского видения зла, необходимо фундаментально изменить саму оптику взгляда, которым мы смотрим на мир, других людей и самих себя. Одной из вершин такого взгляда можно считать мысли преп. Исаака Сирина: «Сердце милующее – это горение сердца о всем творении: о людях, птицах, животных, даже о демонах и всяком создании Божием. При воспоминании о них и при воззрении на них глаза человека проливают слезы. От сильной жалости умиляется его сердце, и не может он слышать или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемой тварью. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред он постоянно молится, чтобы сохранились и были помилованы, а также о естестве пресмыкающихся молится с великой жалостью, какая без меры возбуждается в сердце его до уподобления во всем Богу».

Для того, чтобы мир был увиден во всем своем объеме, необходим любящий и милующий взгляд на него. Последний бесконечно далек от наивной идеализации или от слепоты, в упор не желающей видеть плача и стенания, разлитых по всему творению. Напротив, взгляд любви максимально реалистичен, и позволяет разглядеть подлинные основания вещей как на высоте их совершенства так и на дне их падения.

Таким образом, мир открывается одновременно и как отражение славы Божией, море творения, простирающееся повсюду, свободное от насилия и злобы, (хотя видимость его затемнена), и как пространство ужаса и отчаяния, то, что нуждается в последнем преображении, возвышении, на которые мир не способен своими собственными силами.

Причина зла

Наверное, нет более непонятного и абсурдного для современного мышления учения чем то, которое говорит о том, что мы живем в последствиях изначальной катастрофы. Тем временем, на этом и основывается Священное Писание как Ветхого, так и Нового Заветов. Мир пал и «лежит во зле». Но изначально он таковым не был. Его история – это история его пленения «державами» и «княжествами» мира сего, в их непрестанной враждебности Царству Божию.

Создавая человека, по Своему образу и подобию, Бог творит в мире пространство автономии, способной на отказ от Него, на то, чтобы связать себя и физический порядок с иным «повелителем». По выражению преп. Максима Исповедника человек – это граница, рубеж (metorion) бытия, так как соединяет в себе два различных онтологических начала: физическое и духовное. Он жрец творения, тот, через кого мир должен стать обоженным, открытым для присутствия Бога. Но он же может стать причиной, и становится, отпадения мира от Творца.

Это не означает, однако, что божественный замысел о творении оказался расстроенным. Но, начиная с человеческого отступления, Богу в истории противостоит реальная сила неповиновения, а Его воля и благость оказываются скрытыми «тусклым стеклом» вселенского разложения и смерти. И, наконец, следствием падения Адама оказывается и то, что окончательное торжество божественной Правды может быть реализовано только через Христову смертную победу над смертью.

Христиане утверждают, что так как зло изначально является следствием человеческого выбора, оно не имеет некоторого высшего духовного смысла или содержания. Оно есть случайность, тень бытия, лишенное своей собственной сущности. Иными словами, зло – это чистое отсутствие блага, добра. Так же как грязь и уродство являются отсутствием чистоты и красоты.

Однако, это не делает зло чем-то несерьезным, достойным лишь усмешки, ибо, хотя оно и не может победить окончательный замысел Божией о всем сущем, в пространстве космического времени и истории, оно способно нанести воистину ужасающее опустошение творению.

Остается, однако, последний, и, по существу, единственный вопрос. Вопрос этот задает Иван Карамазов в великом романе Достоевского: хорошо, допустим, мы поверили в финальную победу Бога, в то, что в конце истории зло будет окончательно истреблено, что Господь утрет слезы людей, что Он будет все во всем. Но это не отменит того факта, что сами слезы были, были страдания невинных. Пусть зло – это тысячу раз отсутствие добра, пусть оно не способно на последнюю победу. Такая метафизика не отменяет его действительной силы. Той силы, которая может разорвать человека на куски. Будущее человечества – говорит Иван – не стоит одной единственной пролитой слезинки ребенка.

Наверное, никто столь глубоко и ярко не формулировал эту проблему. Не велика ли цена спасения? Не будет ли любой связный ответ на этот вопрос усыплением нашей совести, проявлением жестокосердия?

В другом знаменитом эпизоде романа, который называется Великий Инквизитор, тот же Иван отчасти сам отвечает на него. Христос приходит в средневековую Испанию, где готовится сожжение группы еретиков. Его арестовывают, и главный инквизитор проводит допрос. Он обвиняет Христа в том, что Тот, даровав человеку свободу наложил на него непосильное бремя. Мы – говорит Инквизитор – освобождаем людей от их собственной свободы, тем самым даруя им счастье: «Тихо умрут они и за гробом обрящут лишь смерть».

Оказывается, что страдание, на которое мы так или иначе обречены, являются ценой нашей свободы, нашей человечности.

И, наконец, предельным ответом на бунт Ивана является жертва Христова, Его вечная Пасха. Солидарность Господа в нашем страданием, нашем одиночестве и потерянности. Он словно говорит нам: «Дети, жизнь действительно страшна, ибо князь века сего никогда не даст в истории возможности окончательной победы Царства Божия, но Я с вами до скончания века. Там, где ты, человек, наиболее потерян, где ты видишь только обвал, Я ближе всего к тебе».

Пасхальная вера христиан состоит в том, что до окончания мира последний всегда будет расколот на свет и тьму, радость и страдание. Жизнь и смерть сосуществуют вместе в ожидании последней жатвы Господней. Судьба христианина - противостоять миру зла милосердием и любовью, которые только и способны разорвать причинно-следственную свистопляску злобы и ненависти. А наша поддержка в этой борьбе – Сам Христос. Наше утешение может состоять в том, что когда мы видим смерть, то с полной уверенностью скажем: это не лик Бога, а отвратительное лицо Его врага. Того врага, с которым Он Сам вступил в смертельную схватку и которого он победил.

Христианский взгляд на мир не оптимистичен, т. к. победа Бога не будет состоять в примирении добра и зла, милосердия и насилия. Она есть победа над самим миром, в его злобной мирской логике. Она суть суд миру, освобождение от его оков, от рабства «княжествам» и «державам».